— А у эволюции есть разве цель? Если есть, то какая она, эта цель, экспансия вида, наращивание биомассы или совершенствование нервной системы? Создание венца эволюции?

— Хотите сказать, что долголетие человека даже если оно реально, это эволюционная сказка для человечества?

— Да, есть такое впечатление и что если долголетия будут достигать все люди, то оно потеряет свою ценность.

— И без короткой жизни фоном, долголетия опять не будет. И человек опять захочет жить дольше.

— Так пусть живет, если господь Бог не запрещает.

Занавес. Все продолжают оживленно говорить, но уже о политике, экономике и вирусах. Шел 2020 год.

— Товарищи, мы пройдем с горящими глазами факельным шествием вокруг земли.

— А мы с друзьями посидим пока тут с бутылкой хорошего вина.

— Мы пойдем лучшими стройными рядами. От наших шагов будут дрожать все мостовые мира. Нет, не так — дрожать будут все и всё.

— А мы будем сидеть тут, в разных кафе, вкусных барах и даже рыбных ресторанах на берегах океанов. Мы будем смотреть вместе с самыми красивыми дамами на закаты и подождем пока вы стопчете свои уставшие башмаки.

— А мы купим новые, когда стопчем старые. В новую жизнь можно только в новой обуви. Долой старый мир.

— А на что вы их купите, если вам надо маршировать?

Так они и живут рядом, эти вечные два желания. Это ритм жизни и шаг вечности.

В открытом кафе в Лужниках на берегу Москвы-реки под белым шатром с прекрасным видом на летний августовский закат сидели двое геронтологов.

— Как наш предполагаемый пациент? — задал вопрос тот, что пониже и покрепче.

— Веселый типчик вырисовывается, — отвечал второй, что повыше. — Коротко о предыдущей жизни. До 40 лет наш герой вел разгульный образ жизни, пиво-водка, женщины, правда, тут написано, что и много работы. Первый миллион пришел с первой сединой, затем вижу короткое депутатство. Два развода и три сожительства. Опять работа, вернее, наловчился работать с бюджетными деньгами. Бани, опять выпивка, откаты. И вот с отдышкой, диабетом, двумя взрослыми детьми в анамнезе и молоденькой нимфеткой под мышкой и 120 килограммами веса, он подкатил к своим шестидесяти годам.

Господа выпили.

— Продолжим, сказал первый.

— Затем, получив первый инфаркт, он наконец начал правильно питаться. Это раз. Начал ходить в зал. Фитнесс, как модно сегодня говорить. И это два. Каждый год он проходит полное обследование. У него нормализовался сахар, но он хочет большего. Поэтому вышел на хакеров, вернее, те сами вышли на этого жирного карася.

— Хакеры это всегда забавно. А от нас то он что хочет?

— Продолжу. Список назначенных этими непонятными парнями таких же не к месту назначенных препаратов у него дошло уже до десяти. Читать?

— Нет.

— Вчера хакеры ему выписали очередной чек на 500 кусков.

— Не наше это дело. Если есть лишние деньги, пусть делится. А что с ним будет дальше? Где его будущий послужной список?

— Да ничего особенного, тут написано, что в 68 лет он умрет, в мае, под утро.

— Ну, и что будем с ним делать? — спросил крепкий господин с военной выправкой.

— Мистер, еще пива, — высокий геронтолог позвал официанта.

— Может вырастим его снова из яйцеклетки?

— А зачем? Чтобы он снова пилил бордюры?

Они допили пиво и ушли.

На столе осталась лежать досье с судьбой человека, которому осталось пилить бордюры ровно 999 дней и несколько часов.

Затем быстро стемнело.

Проходящий мимо стола официант, думая о том, что завтра он выходной и что он будет делать, на бегу скинул листки чьей-то жизни в мусорный бак, на котором было написано «Отходы».

Врачи решили обсудить, а насколько легко ли им оценивать возраст людей. Причем так сразу, с первого взгляда. И вот что получилось из этого.

— Коллеги, насколько Вам сложно оценивать на взгляд возраст людей? Не так, чтобы глядя в историю болезни и не приблизительно, а так, чтобы как можно точнее к цифре в паспорте. Но только по внешнему осмотру.

— Господа, несмотря на кажущуюся простоту, это далеко не легкая задача. Тут нужна наблюдательность. Надо обращать внимание на руки, на шею. На скорость движений, на мелкую моторику, как человек одевается, что и как говорит. Даже глаза, они тоже многое могут подсказать.

— Но современные пластические операции очень сильно скрывают возраст человека. А таких операций всё больше и больше. Что скрывать, эта отрасль процветает.

— Бросьте, что там скрывает? А если и скрывает, то не так сильно, как Вам кажется. Вернее, как кажется при быстром взгляде. Смотрите внимательнее.

— Да, именно первая оценка по беглому взгляду приводит к неверному выводу, что все очень просто. Реально, чтобы вы могли оценить возраст стороннего человека, коллеги, ваш мозг делает большую работу, которая внешне не видна.

— Но я лично оцениваю возраст людей довольно точно. И замечу, что всё получается как-то автоматически.

— Я тоже, как правило, определяю возраст своих пациенток достаточно близко. И никакая пластика меня не обманет.

— Но ведь бывают отдельные уникальные экземпляры, особенно среди дам, они как бы вне возраста?

— Бывают, но с ними надо отдельно разбираться. Да и в целом, они погоды не делают.

— Я соглашусь. Но сейчас становится всё сложнее. Все стали выглядеть заметно моложе, чем люди выглядели лет 30–40 лет назад. И даже без операций, что важно. И этих, как Вы сказали «вне возраста», стало также больше в разы. Мне стало очень сложно.

— Может вопрос тогда в Вас, профессор?

— А я вот возраст детей оцениваю с точностью до полугода. Возраст у взрослых, наоборот, сильно промахиваюсь.

— Да, но Вы педиатр. Поэтому, работая с этой возрастной группой, набили глаз. А я, как правило, попадаю с взрослыми, так как работаю только с ними.

— А мне вот уже 45, а я не бабонька опять, я реально уставшая лошадь. Я хочу на пенсию или, коллеги, пристрелите меня.

Тут все врачи вздохнули, вспомнив, что повышение пенсионного возраста коснулось и их также.

— Для меня несложно определить возраст человека, я практически не ошибаюсь. Хотя в мои 25 лет, когда я получил диплом врача, все 45-летние казались глубокими стариками. Т. е. возраст я и тогда оценивал точно, только итоговая оценка была другая. Так что все относительно.